Обложка электронного издания Ветра в оранжерее

Так сложилось, что журнал «Перемены» многие называют литературным. Действительно, какое-то время меня увлекала идея сделать на базе многоуровневых «Перемен» некий альтернативный литературный проект. Подтолкнуло меня к этому праведное возмущение, которое я чувствовал всякий раз, когда читал очередной никому неизвестный гениальный текст, написанный уже много лет назад, но практически незамеченный литературными критиками (а следовательно и читателями), забытый и заброшенный. Мне казалось это чрезвычайно несправедливым – что вот есть какая-то там современная литература, которую публикуют везде, рекламируют, пишут о ней и соответственно ее читают, дают премии и проч., хотя она, эта литература, явно «так себе» и жонглируют ей критики и продавцы потому, что на безрыбье и рак селёдка. И при этом есть литература настоящая – живая и подлинная. А ее как бы не замечают. Причем не читатели не замечают, к читателям претензий никаких (они ведь обычно читают то, что раскручивают для них лидеры мнений), а именно вот литературные критики не замечают, многие из которых, казалось бы, вроде бы как на своем месте. Например, Лев Пирогов и Виктор Топоров. Нет, они тоже пишут о том, что продвигают издательства, либо лоббируют свои какие-то «сугубо личные представления о прекрасном». Мне хотелось понять, почему так происходит и, по возможности, исправить положение.

Оглядевшись немного в литературных кругах, поговорив – очно и заочно – со многими ключевыми деятелями литературного процесса (с писателями, критиками, редакторами, издателями), я полностью разочаровался в литературной теме и решил, что не буду играть в эту игру самоутверждений и амбиций. Все равно ситуацию не изменишь и не переломишь. Да и незачем (почему – об этом чуть ниже). Поэтому я перестал вести этот проект «Неудобная литература», почти перестал публиковать худлит на «Переменах» (тем более что из тех потоков, которые хлынули на меня после открытия «Неудобной литературы», лишь единицы были достойны публикации).

Но недавно ко мне попал роман Андрея Коровина «Ветер в оранжерее». Текст, который в очередной раз заставил меня задуматься о странной судьбе некоторых очень достойных литературных произведений, почти проигнорированных критиками и читателями. Роман этот абсолютно можно отнести к категории той литературы, которую критики проглядели – то ли по своей лени, то ли по другим, более глубоким психологическим причинам. Несколько таких странной судьбы романов уже опубликовано на Переменах («Блюз бродячего пса», «Кукушкины детки», «Побег») – тексты эти, при всех их достоинствах, как бы утонули во времени и не пробились к читателю (может быть, как раз в силу достоинств).

Впрочем, автор «Ветра в оранжерее» Андрей Коровин склонен считать отчасти самого себя виноватым в том, что так получилось с его романом. Вот что он сообщил мне: в начале 2000-х роман собиралось издать издательство АСТ. «Делалась основательная правка для издательства АСТ, серия «Современная проза», однако из-за моего дурного характера книга у них не вышла, — пишет мне Коровин. — Я разорвал договор, причем в буквальном смысле — на части, т.к. они поменяли название на «Общага» и сделали совсем уже идиотскую обложку. Был еще договор с «Амфорой», его постигла приблизительно та же судьба. Таким образом, я изуродовал судьбу собственному детищу. Спустя двенадцать лет иногда жалею об этом».

Незадолго до этого, в 1999 году роман вышел в толстом журнале «Волга», тогда же, с подачи Станислава Куняева и Валентина Распутина, была издана книга под названием «Красивая жизнь» (изд. «Золотая аллея», Калуга), в которую вошли роман «Ветер в оранжерее» и повесть «Обладание временем». Название книги (и чудовищное ее оформление) было придумано издателем, и мне показалось, что автор немного стыдится этого издания, предпочел бы о нем забыть.

В 2000 году роман «Ветер в оранжерее» (после публикации в «Волге») номинировался на премию «Русский Буккер» и был включен в список самой заметной прозы 1990-х, составленный «Независимой газетой». А потом «пропал». Возможно, по причине недостаточного внимания критики. А может быть по иным причинам.

Причины эти, наверное, кроются в содержательной части повествования. Потому что происходящее на этих страницах не всем будет понятно: герои на всем протяжении этого не очень длинного текста занимаются перманентным саморазрушением, но понять для чего они это делают – может лишь тот читатель, который и сам когда-либо знал, что такое «муки творчества», «кризис жанра» и безуспешные, но настойчивые попытки «достучаться до небес» (приходится пользоваться этими очевидными печатями, чтобы анонс получился не слишком длинным).

Речь в книге идет о нелегких алкогольных буднях жителей общежития Литературного института 80-х годов, о молодых литераторах (писателях, поэтах и тех, кто таковыми себя хочет считать). Дикий угар, перманентная водка, метафизическое похмелье, беспробудные поиски творческих озарений, а также муз, способных вызвать эти озарения, жизнь на грани и за гранью. Это внешняя, событийная сторона текста.

Множество точных и метких рассуждений и замечаний относительно литературы, человеческих взаимоотношений и нечеловеческих потусторонних бездн. Это интеллектуальная подкладка, делающая чтение этого романа похожим на увлекательный разговор с мыслящим и образованным собеседником (или, скорее, собутыльником).

Целый паноптикум ярких персонажей, каждый из которых набросан всего несколькими яркими и моментально оживляющими штрихами. Это могло бы показаться странным свойством романа, ведь он состоит из этих микро-портретов процентов на семьдесят. Но портреты эти настолько удачны и четки, что в итоге именно они позволяют воспринимать этот текст как огромную фреску на куполе некоего «литературного храма» (или «литературной оранжереи»).

Всех этих содержательных и формальных достоинств, конечно, было бы недостаточно, если бы не главное. Этот текст построен не как роман, а как стихотворение или, точнее, как лиро-эпическая поэма, которую мог бы написать великий поэт черного отчаяния Георгий Иванов (кстати, не раз упомянутый на страницах «Ветра в оранжерее»). Мог бы, если бы работал в крупных жанрах. Но, как известно, свой роман «Третий Рим» Иванов закончить не сумел или не захотел. Андрею Коровину закончить удалось. И то, что ему удалось закончить такой роман – еще одна странность, связанная с этим текстом. Потому что такие события обычно не заканчиваются, а обрываются в бездну («сквозь розы и ночь, снега и весну»). Впрочем, и концовка у романа как бы неокончательная. И тут появляется главный вопрос: должно ли вообще заканчиваться настоящее литературное произведение? То есть такое, в котором заключен отдельный мир, вселенная, связанная с нашим миром невидимыми нитями мыслей и образов, что позволяет некой магии действовать на мир из текста. Я думаю, что ответ однозначен: нет, не должно. Лучшие романы заканчиваются только формально. И продолжают жить внутри самих себя и внутри прочитавшего их читателя. Таков и «Ветер в оранжерее», в финале которого – намек на черную дыру параллельного мира, того, в котором поселяется один из главных персонажей романа, Кобрин. И короткие гудки, звучащие в последних строках, после сообщения-намека на судьбу Кобрина, делают эту концовку бесконечной.

Кстати, так же открыта и концовка «Побега», так же открыта и концовка «Кукушкиных деток» и «Блюза бродячего пса». И это не просто совпадение. У всех четырех этих романов очень похожая судьба – читатель (а именно — критик, он же первый и главный читатель) испугался их, вытеснил и предпочел не читать, не знать. Потому что автор, в попытке понять, проанализировать, отснять себя (или своих героев, а это то же самое) прорывается (чаще всего невольно, а от того иной раз разочарован) к таким тайнам, о которых обычному человеку знать страшно, неохота и опасно для жизни, некомфортно. Как на знаменитой картине Веласкеса «Менины», где зритель оказывается тем самым зеркалом, в которое смотрит художник, изображая и себя, и своих персонажей (зритель отражает художника, который отражается в зрителе, и все это происходит как внутри картины, так и вне ее). Это как обратная перспектива икон, направляющая образ внутрь молящегося и позволяющая сосредоточить образ на нем, а его на образе… Открытая (формальная) концовка таких произведений – это открытый проход туда, где читателю предлагается совершить ту работу над собой, которую далеко не всякий читатель желает совершать. Но совершать эту работу необходимо, если ты хочешь стать больше, чем просто разумное животное.

Но тут как раз и возникает вопрос, на который, возможно, еще предстоит ответить: при чем здесь литература? При чем здесь литературные критики и литературный процесс? Совсем ни при чем? Или?

Далее: Современная литература (обзор блогосферы)

НАЧАЛО ПУБЛИКАЦИИ РОМАНА АНДРЕЯ КОРОВИНА «ВЕТЕР В ОРАНЖЕРЕЕ» — ЗДЕСЬ.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>

ОСТАВИТЬ КОММЕНТАРИЙ: